Под аплодисменты на сцену вышел пожилой высокий человек во фраке, седой, с палочкой в руке. Дождался тишины и повернулся к оркестру. Это был знаменитый дирижёр Большого симфонического оркестра Ленинградского радиокомитета Карл Ильич Элиасберг.
Шостакович, его Седьмая симфония, дирижёр Элиасберг – эти три понятия слились в единое целое как один аккорд могучего духа. Нет в музыкальной сокровищнице человечества ничего подобного Седьмой симфонии. О ней столько написано, она так созвучна времени и сейчас, спустя ровно 70 лет после первого её звучания.
...Профессор Ленинградской консерватории, признанный всем мировым музыкальным сообществом талант Дмитрий Шостакович. С началом войны он хочет записаться в ополчение, но ему отказали. Вступил в пожарную команду консерватории: его снимок на крыше в комбинезоне, шлеме, с брандспойтом в руках облетел все фотоагентства мира. Он ни за что не хочет покидать блокадный Ленинград, хотя на руках двое маленьких детей. Сыну Максиму, который через тридцать лет будет дирижировать Седьмой симфонией, три года.
Шостакович аранжирует военные песни, выступает с другими музыкантами в рабочих клубах и госпиталях. А ночами работал над партитурой Седьмой. Заканчивал её в эвакуации, в Куйбышеве, где в марте 1942 года и состоялась премьера Седьмой, потом – московская премьера. А композитор страстно мечтал, чтобы она прозвучала именно в Ленинграде.
Об этом думал и Карл Элиасберг. Они были ровесниками, тридцатипятилетние, и его жизнь складывалась удачно: после окончания консерватории по классу скрипки вскоре стал главным дирижёром Большого симфонического оркестра Ленинградского радиокомитета. Он и его жена, скрипачка, тоже были страстно привязаны к блокадному городу.
Партитуру привёз вместе с продуктами лётчик, прорвавшийся в город. Ольга Берггольц, сотрудничавшая в радиокомитете, объявила, что начинаются репетиции Седьмой симфонии. Это известие в самое тяжёлое время – весной 1942 года – неожиданно вдохнуло в заледенелый голодный город новую жизнь. Пришли все оставшиеся в живых музыканты, Элиасберга привозили на репетиции на санках, домой он приносил ослабевшей жене свою порцию дрожжевого супа.
Но музыкантам катастрофически не хватало инструментов. Нужно было восемь валторн, шесть труб, столько же тромбонов, целая батарея ударных. В воинские части ушла просьба командировать в оркестр бывших музыкантов. А авиационные части готовились в день премьеры излить шквал огня на методично повторяющиеся бомбовые атаки.
Афиши о концерте стали сигналом надежды – город живёт, ленинградцы не сдаются. Тысячи раз описан тот день, 9 августа 1942 года, когда в прекрасном Большом зале филармонии зажглись хрустальные люстры – не в полную силу, энергии не хватало, но ожили позолота, малиновый бархат. Пришла та же публика, что и в мирные времена, только праздничные платья на женщинах были слишком свободны, а лица мужчин белее, чем листы партитуры. Потом участники премьеры вспоминали: это было не впечатление, а потрясение.
Среди слушателей была девочка с длинной золотой косой Люба Шнитникова – потом художник Жакова. Она подарила Элиасбергу букетик полевых цветов. Потом Любовь Вадимовна, жена профессора Жакова, в течение многих лет жила в Ярославле. Многие помнят симфонический вечер у нас в Ярославле, посвящённый очередной годовщине снятия ленинградской блокады, и ведущая объявила, что в зале сидит та самая Люба, которая в августе 1942 года дарила ромашки дирижёру в блокадном Ленинграде.
Партитура симфонии была доставлена в США, дирижировал там гениальный Артуро Тосканини, первый в западном полушарии. Шестьдесят раз исполнялась симфония в США, Великобритании, Австрии, Южной Америке. Шостакович писал тогда: «Седьмая симфония – это поэма о нашей борьбе, о нашей грядущей победе». Алексей Толстой добавил: «Седьмая симфония посвящена торжеству человека в человеке».
А Ярославский симфонический оркестр в те 70-е годы был хорошо известен в России и других республиках. Скрипач Михаил Абрамович Поляков, заслуженный артист республики, был участником того концерта и до сих пор вспоминает обаяние легендарной личности дирижёра Элиасберга. Большая честь была играть с ним. Помнит как сейчас: вышел элегантный пожилой человек, строгий, в дирижировании необыкновенно пунктуальный. На репетициях замечал каждую неточность, замечания делал всегда тактично. Но как же были полезны эти советы, само общение с всемирно известным дирижёром!
Карл Элиасберг приезжал к нам ещё два раза, уже как гастролирующий дирижёр. Скрипач Арнольд Исаакович Вахтер при нём играл Бетховена, Чайковского, Моцарта, Брамса. Рассказывает, что было в Элиасберге нечто особенное – ленинградец, корректный, подтянутый. Уже не молод, но в дирижирование вкладывал много энергии, за кулисами у него всегда было полотенце: уходя со сцены, вытирал выступивший пот. После репетиции или концерта обязательно благодарил музыкантов, но всегда держал дистанцию: чувствовалось – мэтр.
И вот как-то на репетиции один из старых музыкантов при трактовке эпизода высказал своё несогласие с дирижёром. А Элиасберг настаивал на своём. Недаром в кругу музыкантов его добродушно называли «дятлом». Кончилось тем, что дирижёр обиделся и ушёл в гостиницу, а вечером – концерт. Надо было что-то делать. И Вахтер направился в гостиницу извиняться за всех. Концерт состоялся, как всегда, великолепно. Как принято, дирижёр на прощание пожимает руку концертмейстеру – знак внимания оркестру в целом. И вдруг протягивает руку и Вахтеру, тот в растерянности – за что? Но Элиасберг негромко говорит: «Я знаю».
Кларнетиста Марка Абрамовича Заварского восхитила другая черта дирижёра – юмор. Как-то репетировали «Картинки с выставки» Мусоргского. Там есть соло на саксофоне. А у музыканта какие-то проблемы с оплатой этой партии – бесплатно играть не хочет. Элиасберг подходит к нему и шепчет: «Отец, сыграй для меня». У второго кларнетиста своё соло не очень, а музыкант упрямится: «Кларнет мой, что хочу, то и играю». Дирижёр ему вполголоса: «Что уж упрямиться, тут у тебя конь не валялся».
Все отмечали: пожилой Карл Ильич, а жесты не вялые, его личность непременно вызывала симпатию и интерес. Недавно приезжала в Ярославль из Америки скрипачка Мария Михайловна Успенская и тоже с волнением рассказывала об Элиасберге, с которым играла.
За годы войны Ленинградский оркестр под его управлением дал 350 концертов и 50 спектаклей. Когда отмечалось тридцатилетие премьеры Седьмой, пригласили всех, кто был в Большом зале Ленинградской филармонии 9 августа 1942 года. Тридцать лет спустя было занято только десять мест.
И что символично: великий Шостакович ушёл из жизни в 1975 году тоже 9 августа. С тех пор в этом зале в кресло, где так любил сидеть композитор, кладут цветы.
Инна КОПЫЛОВА.